0
Давно мне не приходилось испытывать такого драйва, как от последней поездки полтора года назад. Едва оправившись от госэкзамена по французскому языку, я получила неожиданное предложение составить компанию приятельнице - клиентке, летевшей в Париж на пять дней.
Вместо того чтобы приступить к работе над дипломом по французским реалиям, я позволила себя уговорить, оправдывая свой кураж мыслью о том, что у меня появится возможность настоящей языковой практики.
И вот мы уже обживаем скромные апартаменты сомнительного отеля на площади Клиши (Place de Clichy), где в одном шаге от нас находится Мулен Руж (Moulin Rouge), а в двух шагах – холмы Монмартра (Montmartre) с незабываемым очарованием его петляющих вверх-вниз улочек.
Если для Татьяны Париж был лишь очередным географическим пунктом на карте Европы, который она просто намеревалась внести в дневник своих путешествий, то для меня он значился местом, откуда растут все культурные корни искусства, включая, конечно, искусство моды.
В программу наших спонтанных маршрутов входила задача максимально проникнуться атмосферой французской столицы, изучив пространство города не столько глазами, сколько шагами. Поэтому мы ни разу не воспользовались каким-либо транспортом, исключая поездку в Фонтенбло. Мы побывали в районе Ле Аль (Les Halles), так называемом «чреве Парижа», в Тюильри (Jardin des Tuileries), на Елисейских полях (Champs Elysees), на Больших бульварах (Grands Boulevards), в Латинском кварталеQuartier Latin), на Марсовом поле (Champ de Mars) и его окрестностях и, конечно, обошли весь Монмартр вдоль и поперек.
Мы с одинаковым рвением обследовали бутики Кензо и Ральфа Лорена, слушали мессу в Нотр-Дам (Notre Dame de Paris), любовались гигантскими каштанами в Люксембургском саду (Jardin du Luxembourg) и заказывали луковый суп в ресторане на левом берегу Сены.
Мы развлекались, снимая друг друга на зеленом рынке возле церкви Мадлен (Madeleine), на ступенях бутика Сваровски, сверкающих стразами, в цветочных лавках благополучного и респектабельного правого берега и под роскошным куполом Галери Лафайет (Galeries Lafayette).
Механический глаз нашего фотоаппарата фиксировал богемного клошара со спящей на его коленях собакой, толпу подростков, играющих в шахматы со стариком, велосипедиста в развевающемся тренче, витрину кондитерской, студенческую демонстрацию перед театром Мольера (Comedie Francaise), ленивую цаплю на прудах Тюильри, книжные развалы и живописные головоломки постмодернистов.
Мы были абсолютно счастливы и свободны в выборе прогулок и приключений, не связывая себя классическими маршрутами под присмотром гидов. Нашими экскурсионными залами были улицы, герои которых впечатляли больше, чем статичные персонажи музейных экспозиций.
Нас привлекала жизнь Парижа в любых ее проявлениях. Что говорят французы перед камерой объектива, вместо нашего «сыр»? – sourir – (улыбаться). Какого размера одежда у Chanel? – 36-го (наш 42-ой). Кого можно встретить на этажах люкс в Галери Лафайет? – единицы любопытных. Что пьют французы на улицах? – пиво. Где основная масса парижанок покупает одежду? – у Zara. Каких животных предпочитают жители столицы? – собак. Опасно ли ночью выходить на улицы кварталов с плохой репутацией, такой как у Клиши? – вовсе нет.
Измученные прогулками, мы утоляли голод в китайском ресторане, где нам варили лапшу, в итальянском кафе, где в 11 вечера можно было заказать минестроне, в кондитерской, где на бегу покупались штучные конфеты, на борту прогулочного катера, где пекли блины, в уличной лавке, где можно было поторговаться, выбирая клубнику.
Конечно мы были чужаками, но чужаками, которых выслушивали и которым отвечали, указывали путь, а иногда и провожали, которым позволяли себя фотографировать, если просьба звучала вежливо, которым разрешали развлечь себя примеркой одежды в 10 утра на знаменитой рю Камбон (Ruе Cambon), даже после того как узнавали, что это делается из праздного любопытства.
Мой корявый французский ни у кого не вызывал усмешки или сарказма, если не считать ночного портье в нашем отеле с треугольным лифтом.
Иногда мы и сами становились объектом наблюдения любопытных французов, интересовавшихся, зачем нам понадобилось старое издание романа Золя «Дамское счастье». В страстном желании хоть как-то пересечься с Золя, чье произведение было предметом моего дипломного исследования, мы обошли весь Монмартр в поисках кладбища, где захоронен писатель, обнаружив, наконец, что оно находится в двух шагах от площади Клиши, а, стало быть, и нашего отеля. Обрадовавшись его близости, мы посетили кладбище еще раз, перед отъездом, отыскав могилы Нижинского, Дюма-сына и Далиды, где застали поклонников с таким количеством цветов, словно ее похороны состоялись несколько часов назад.
Избыток впечатлений едва не убил нас самих. Но эта смертельная усталость отразилась лишь на нашей способности дальнейшего восприятия, но не на упадке физических сил. Их, мне кажется, хватило бы еще на несколько столиц мира.
Хватило бы, Татьяна?
